НАСЛЕДИЕ КУЗНЕЦОВ

Предисловие

История, как огонь в кузнечном горне, освещает всё, но никогда не бывает прямой. Она извивается, подобно раскалённой полосе металла, послушной умелым рукам. Такова и история рода Дедовых — кузнецов из Зауралья, чьи корни уходят к берегам холодного Белого моря, а ветви раскинулись по сибирским просторам. Эта летопись о тех, кто держал молот и наковальню, о тех, чьи руки создавали основу крестьянского бытия. О тех, кто из поколения в поколение передавал не только секреты ремесла, но и несгибаемую северную стойкость.

Часть I. Исход

Глава 1. Сольвычегодские сумерки

Майское солнце 1643 года золотило главы Благовещенского собора Сольвычегодска, когда Ивашко Васильев Мокроусов вёл под венец свою невесту Анну Человечкову. Ему шёл двадцать третий год, и суровая жизнь черносошного крестьянина уже оставила следы на его обветренном лице. Однако глаза смотрели упрямо, как у всех северян — потомков новгородцев.

— Видит Бог, тесно стало на нашей земле, — говорил он вечерами, сидя в низкой избе деревни Вихторовой. — Порой сошник от камня отскакивает, а не от земли. И податей всё больше, и Строгановы вотчины расширяют.

Анна слушала молча, перебирая лён. Она, дочь бывшего подьячего, знала грамоту — редкость для крестьянской жены, но в хозяйстве не отставала от других. А хозяйство у Ивашко было крепкое: «получеть и пол пол получетью десятины» — почти два гектара, мельница на речке да половник-работник Гришка, помогавший в страду.

В зимние вечера в избу прибегали ребятишки послушать рассказы о далёкой Сибири, где землю никто не мерил и не делил, где зверя и рыбы в реках было больше, чем камней на пашне. Ивашко, подкладывая смолистые поленья в печь, говорил негромко, но так, что каждое слово впечатывалось в душу:

— За Камнем — свободная земля. Иной раз возвращаются служилые люди — рассказывают, будто зерно там сам-десять родит, а угодий столько, что измерить нельзя.

В 1655 году Ивашко Васильев решился. Собрав нехитрый скарб и получив благословение старого священника, он вместе с женой, двумя сыновьями и зятем Петрушкой двинулся на восток, присоединившись к обозу, идущему в Чубаровскую слободу. Начинался новый путь рода Мокроусовых, ставших впоследствии Дедовыми — путь длиною в три столетия.

Часть II. Укоренение

Глава 2. Земля обетованная

— Вот она, наша земля, — сказал Родка Иванов сыну Степану летом 1683 года, когда они остановились на высоком берегу реки Ницы. — Здесь и заложим деревню.

Мокроусовы прижились на новом месте. От Родки, сына Ивашко, пошло семейство, корнями вросшее в зауральскую землю. Сам он, кряжистый и немногословный, как отец, построил на речке Шаве мельницу, завёл пять десятин пашни и пятерых детей. Старший, Савка, помогал на мельнице, средний, Тимошка, ходил с отцом на охоту, а младшие ещё донашивали рубахи старших братьев.

— Всё у нас будет, — говорил он жене Марфе Сидоровне. — Не то что на севере, где каждый колос с поклоном растёт.

В ту пору мало кто помышлял о ремёслах — земля требовала рук, кормила щедро, но за труд немалый. Однако именно тогда в роду появился первый мастеровой человек — двоюродный брат Родки, Харитон, переселившийся из-под Тотьмы. Он умел выковать и подкову, и нож, и замок нехитрый. От него и пошла в роду Мокроусовых кузнечная жилка, расцвётшая в поколениях будущих Дедовых.

Глава 3. Новая веха

Иван Степанов Мокроусов, правнук первопроходца Ивашко, вернулся со службы в лейб-гвардии Семёновском полку с медалью и твёрдым намерением начать новую жизнь. Было это в 1755 году, когда Россия, залечивая раны Семилетней войны, продолжала осваивать свои восточные окраины.

— Здесь будет село, — сказал он, вбивая первый колышек на берегу реки Кизак, в пятнадцати верстах от деревни Безсоновской, где жили его родственники.

Молва о новом поселении быстро разнеслась по округе, и вскоре к бывшему гвардейцу потянулись крестьянские семьи. К 1762 году в Мокроусово (так назвали село в честь основателя) насчитывалось около полусотни дворов, а Иван Степанов, собрав сход, объявил о начале строительства церкви.

— Не может русский человек жить без храма. С него начинается всякое доброе дело.

Свято-Никольская церковь стала сердцем села, вокруг которого сформировалась новая община. Среди прихожан были и потомки самого Ивана Степанова, к тому времени уже носившие прозвище «Дедовы» — по внешности одного из сыновей, преждевременно поседевшего после тяжёлой болезни.

Часть III. Становление мастеров

Глава 4. Церковь и наковальня

Вторая половина XVIII века была временем перемен. Семён Иванович Дедов, родившийся в 1775 году, стал первым в роду, кто официально носил эту фамилию — после указа о наследственных именованиях она закрепилась в документах.

Высокий, с окладистой бородой, он выделялся среди односельчан не только статью, но и рассудительностью. Неудивительно, что община выбрала его церковным старостой Свято-Никольского храма. При нём была построена каменная колокольня — первое каменное сооружение в Мокроусово.

— Церковь должна стоять века, — говорил он, наблюдая, как кладут фундамент. — Наши внуки и правнуки будут здесь молиться.

У Семёна и его жены Параскевы родилось семеро детей, но выжили только трое — суров был климат Зауралья, и не всякое дитя выдерживало зимние морозы и весенние лихорадки. Второй сын, Григорий, унаследовал от деда-гвардейца военную выправку и от прадеда — любовь к земле. Однако времена менялись, и простого плуга уже не хватало для обработки разросшихся наделов.

В 1824 году Григорий Семёнович женился на Ульяне Мокеевой, девушке из зажиточной семьи механика с Березовского завода. От тестя он получил в приданое не только телегу и корову, но и набор инструментов для обработки металла.

— Умелые руки всегда прокормят, — сказал тесть, передавая зятю старинные клещи и молот. — Железо — оно как хлеб, без него никуда.

От этого брака родился Василий Григорьевич Дедов, ставший не только механизатором, но и общественным деятелем. Служа гласным уездной управы, он отстаивал интересы крестьянства, добивался строительства школ и мощения улиц в Мокроусово. Его авторитет в уезде был непререкаем, хотя иные помещики и косились на «мужика в земстве». Однако времена менялись, и крестьянская смекалка ценилась всё больше.

Глава 5. Огонь и металл

Пётр Васильевич Дедов, родившийся в 1865 году, стал первым потомственным кузнецом в семье. Ещё мальчишкой он помогал отцу в кузнице, а к двадцати годам уже мог выковать плуг не хуже привозных.

— У тебя дар, сынок, — говорил ему отец. — Железо в твоих руках как воск.

В 1890 году Пётр женился на Прасковье Бессоновой, девушке из соседнего села. Её дед, помнивший ещё рассказы о первых Мокроусовых, был зажиточным мельником, но новые времена требовали новых занятий. К тому времени в Зауралье началась золотая лихорадка — в окрестностях Далматова и Шадринска нашли первые россыпи.

— Приисковые нуждаются в инструменте, — сказал как-то Пётр жене. — Обычный лемех для них не годится, им кирки да лопаты особые нужны.

В 1900 году Пётр Васильевич открыл собственную кузницу на улице Кузнечной, 5. Здание из красного кирпича быстро стало одной из достопримечательностей Мокроусово. Здесь ковались не только орудия для сельского хозяйства, но и инструменты для приисков: кирки особой закалки, металлические сита для промывки золотоносного песка, детали для вагонеток.

— Дедовская сталь не подведёт, — говорили старатели, отправляясь на прииски.

В тот же год у Петра родился младший брат Степан, будущий преемник кузнечного дела в соседнем селе Филиппово.

Часть IV. Расширение династии

Глава 6. Дороги братьев

— Нам тесно становится в одной кузнице, — сказал Пётр младшему брату Степану весной 1910 года. — Ты молод, силён, почему бы тебе не поставить свою в Филиппово? Там золотоискатели новую жилу нашли, а мастеров нет.

Степан, которому шёл тридцатый год, только кивнул. Немногословный, как все Дедовы, он давно уже обдумывал это предложение. Работать с братом было хорошо — Пётр был мастером от Бога, но два кузнеца в одной кузнице всегда теснят друг друга.

— Будь по-твоему, — ответил Степан. — На Покров начну строить.

Деревня Филиппово, расположенная в двадцати верстах от Мокроусово, встретила нового кузнеца настороженно. Испокон веков здесь жили землепашцы, а немногочисленные ремесленники обслуживали только местные нужды. Однако молва о «дедовской стали» быстро распространилась по округе, и вскоре у кузницы Степана стали собираться не только крестьяне с поломанными серпами, но и старатели, нуждавшиеся в качественном инструменте.

— Для золота обычное железо не годится, — объяснял Степан своему первому подмастерью, сыну местного старосты. — Тут особый сплав нужен, чтобы и крепок был, и не крошился от удара.

К 1915 году кузница Степана Дедова стала центром деловой жизни Филиппово. Здесь не только ковали инструменты, но и ремонтировали сложные механизмы, делали ограды для палисадников, подковывали лошадей. Молодой кузнец освоил даже художественную ковку, украсив сельскую часовню затейливым крестом своей работы.

— Искусство кузнеца не только в силе, но и в понимании металла, — говорил он, когда его хвалили за тонкую работу. — Железо — оно живое, с ним разговаривать нужно.

Глава 7. Новое поколение

Максим Степанович Дедов родился в первый день весны 1918 года — в то самое время, когда по всей России полыхали зарева революционных пожаров. Его отец, Степан Васильевич, принял новую власть настороженно, но без враждебности. Кузнецы всегда были нужны — что при царе, что при Советах.

— Главное, чтобы работа была, а власти приходят и уходят, — говорил он жене Агафье, укачивая новорождённого сына.

В те годы в деревне Филиппово Половинского района проживало пять семей Дедовых — все потомки мокроусовских переселенцев, все так или иначе связанные с кузнечным или плотницким делом. Константин Константинович Дедов, дальний родственник Степана, держал водяную мельницу на реке Утяк; Павел Дмитриевич, георгиевский кавалер Первой мировой, работал в артели конников; братья Иван и Николай Дедовы занимались извозом между Филиппово и железнодорожной станцией.

Маленький Максим рос в гуле и звоне кузницы. Его колыбелью была подвешенная к потолку плетёная корзина, а первыми игрушками — обрезки проволоки и мелкие поковки, которые отец мастерил в редкие свободные минуты.

— У мальчонки руки правильные, — говорил Степан, наблюдая, как трёхлетний сын увлечённо возится с кусочками металла. — Будет кузнецом, продолжит дело.

Максим действительно с малых лет проявлял интерес к ремеслу отца. В семь лет он уже умел раздувать горн, в десять — правильно держать клещи, а к двенадцати совершил свою первую самостоятельную работу — выковал подкову для жеребёнка соседского председателя.

— Хорошая получилась, — одобрил Степан. — Ровная, с правильным изгибом. Помяни моё слово, перерастёшь ты меня в мастерстве.

Окончив начальную школу в Филиппово, Максим продолжил образование в соседнем селе, где была семилетка. Учителя отмечали его способности к математике и физике, но сам мальчик мечтал только об одном — вернуться в отцовскую кузницу.

Часть V. Испытания огнём

Глава 8. Тридцатые годы

Коллективизация докатилась до Филиппово в конце 1930 года. К тому времени Степану Дедову исполнилось пятьдесят лет, а его кузница считалась лучшей в районе. При создании колхоза имени Будённого встал вопрос и о национализации кузницы.

— Кузнеца раскулачить нельзя, — сказал на собрании старый фронтовик Павел Дмитриевич Дедов. — У него все богатство — в руках да в знаниях.

Слова возымели действие, и кузницу передали колхозу, оставив Степана в должности мастера. Впрочем, особых перемен это не принесло — он по-прежнему работал не покладая рук, только теперь не на себя, а на колхоз.

В 1932 году беда пришла неожиданно — одного из Дедовых, дальнего родственника семьи, арестовали за «антисоветскую агитацию». Следом под подозрение попал и Константин Константинович Дедов. В воздухе запахло тревогой.

— Береги мальчика, — сказал Степан жене. — Если что случится, отправь его к брату в Мокроусово.

Предчувствия не обманули — в августе 1937 года за Степаном пришли. Обвинение было стандартным — «вредительство на колхозном производстве». Кто-то из недоброжелателей припомнил, что кузнец часто критиковал качество привозного металла и предупреждал о возможных поломках техники.

— Не верю я, что отец виноват, — говорил пятнадцатилетний Максим дяде Петру, когда мать привезла его в Мокроусово. — Он душу вкладывал в работу.

Старый кузнец только тяжело вздохнул. Он-то знал, что правда ничего не значит в эти страшные годы.

Глава 9. Наследник двух кузниц

Пётр Васильевич Дедов, которому шёл семьдесят третий год, взял племянника в свою кузницу. К тому времени дела в мастерской шли уже не так бойко — возраст брал своё, да и конкуренция с машинно-тракторной станцией становилась всё ощутимее.

— Перенимай всё, что могу передать, — говорил старый кузнец, показывая юноше тонкости ремесла. — В нашем деле главное — чувствовать металл.

Максим оказался способным учеником. То, что отец не успел рассказать, дополнял дядя. Особенно интересовали юношу секреты литья — область, в которой Пётр Васильевич достиг подлинного мастерства.

— Отливка — это ещё сложнее, чем ковка, — объяснял старик. — Тут нужно знать и температуру плавления, и свойства сплавов, и тонкости формовки.

В начале 1940 года из лагеря пришло письмо — Степан Дедов был жив, работал в кузнице при лагерном хозяйстве и надеялся на пересмотр дела. Максим, которому шёл двадцать второй год, решил вернуться в Филиппово, чтобы поддержать мать и возродить отцовскую кузницу.

— Иди, — благословил его Пётр Васильевич. — Там ты нужнее. Только помни: наше дело — служить людям, а не власти.

Старая кузница в Филиппово за три года без хозяина пришла в запустение. Крыша протекла, горн развалился, инструменты частью пропали, частью заржавели. Но Максим, получивший хорошую школу у дяди, не опустил руки. К весне 1941 года кузница вновь заработала, теперь уже как колхозная мастерская, а молодой кузнец быстро завоевал уважение односельчан.

— Дедовская закалка, — говорили старики, наблюдая, как ловко управляется с металлом молодой мастер. — Порода сказывается.

Часть VI. Испытание войной

Глава 10. Эхо выстрелов

Война застала Максима Дедова за работой — он ремонтировал сеялку, готовя её к уборочной страде. Узнав о нападении Германии, он в тот же день отправился в военкомат, но получил отказ — кузнецы входили в перечень «забронированных» специальностей, слишком нужных тылу.

— Не сердись, парень, — сказал военком. — На фронте без тебя справятся, а вот в колхозе кузнец один ты. Кто технику ремонтировать будет?

Вернувшись в Филиппово, Максим с утроенной энергией взялся за работу. Теперь его рабочий день начинался до рассвета и заканчивался далеко за полночь. Он чинил плуги и бороны, переделывал старые детали для новых машин, ремонтировал конную упряжь. В кузнице, ставшей сердцем деревни, всегда толпились люди — кто с поломкой, кто за советом, кто просто погреться у горна в зимний день.

В феврале 1942 года пришло долгожданное письмо из лагеря — Степана Дедова освободили «за отсутствием состава преступления» и направили на фронт. Пятидесятилетний кузнец попал в инженерные войска, где его навыки оказались особенно ценными.

— Береги себя и мать, — писал он сыну. — После победы вернусь, и снова заработает наша кузница в полную силу.

Однако судьба распорядилась иначе. В июле 1942 года Степан Дедов погиб при бомбёжке переправы через Дон, не дожив до своего пятьдесят второго дня рождения. Почти одновременно с похоронкой на отца Максим получил известие о смерти дяди — Пётр Васильевич Дедов тихо угас в своей избе в Мокроусово, пережив восьмидесятилетний рубеж всего на несколько месяцев.

Теперь молодой кузнец остался единственным хранителем семейного ремесла. На его плечи легла не только работа в колхозной кузнице, но и забота о матери, младшей сестре и жене Ивана Петровича Дедова, двоюродного брата, ушедшего на фронт и пропавшего без вести под Ржевом.

Эпилог. Пламя не гаснет

Золотой октябрьский день 1945 года обещал быть щедрым на тепло. Максим Дедов, только что вернувшийся из района, где получал почётную грамоту «За трудовой подвиг в годы войны», шёл по знакомой с детства улице, размышляя о будущем.

За его плечами остались четыре года войны, проведённые у наковальни. Сотни починенных машин, тысячи выкованных деталей, десятки учеников, обученных основам ремесла, — всё это было его вкладом в Победу. Теперь предстояло думать о послевоенном восстановлении.

У ворот отцовской кузницы Максим остановился, достал из кармана тяжёлый железный ключ — тот самый, что сковал ещё его дед Василий Григорьевич. Кузница, пережившая войну, нуждалась в обновлении. Но главное — в ней по-прежнему горел огонь, зажжённый поколениями Дедовых.

— Здравствуй, батюшка, — сказал Максим, входя в полутёмное помещение. — Я вернулся.

В углу кузницы, на старом верстаке, лежал почерневший от времени молот — тот самый, что когда-то привёз в Зауралье их дальний предок Ивашко Васильев. С ним семья Дедовых прошла долгий путь от берегов холодного Белого моря до привольных степей Зауралья. С ним пережила и расцвет, и гонения, и войну.

Максим бережно взял инструмент в руки. Дерево рукояти, отполированное ладонями пяти поколений кузнецов, казалось тёплым и живым.

— Будем работать, — сказал он, раздувая горн. — Задень наследие предков.

Искры взметнулись к закопчённому потолку кузницы, как это было всегда — триста лет назад, сто лет назад, вчера. Род Дедовых продолжал свой путь.

В этом огне и в этих руках — память о пути, который прошли наши предки. От студёного моря до раздольных степей, от нужды к достатку, от бесправия к свободе. Их история — наше наследие, которое мы несём сквозь века. И пока в кузнице горит огонь — жив род Дедовых.